Кровь польская сказалась в сердце польском!
Не устою на роковой черте!
И, спотыкаясь в месте скользком,
Я падаю, но в ноги красоте!
Я не легко пускаюсь на измену,
Нет, ваших просьб признал и вес и цену,
Вы заглушили ложный стыд,
В мою прокралися вы душу,
И Нарушевич мне простит,
Что клятву раз свою нарушу.
Юлия. Как мы вам благодарны!
Пан Чижевский. Оно благодарности не стоит!
Рославлев-младший. Нет, стоит-то стоит, да не в счете дело.
Пан Чижевский. Но растолкуйте мне теперь, зачем вы непременно хотите задержать однофамильца. Тут есть тайна, а я недаром почтмистрж: много тайн перебывает у меня в руках.
Рославлев-младший. Не мало и останется!
Юлия. Муж мой всё вам расскажет. (Сестрам.) А вы, милые, подите со мною. Надобно нам обдумать и привести в исполнение план нашей комедии на скорую руку.
Они уходят.
Рославлев-младший и пан Чижевский.
Рославлев-младший. Узнайте же, что едущий из Варшавы в Петербург Рославлев – мой родной брат. Лишившись родителя своего в ребячестве, видел я в брате другого отца; выросши, вижу в нем лучшего своего друга. Долго не имели мы между собою ни тайного поступка, ни тайной мысли; нравы скромности, образ мыслей – всё сближало нас день ото дня более и более. Но вдруг согласие наше разрывается. Я начинаю признавать власть любви: он, любви постоянный данник, как нарочно, отрекается от нее. Я полюбил одну женщину, – он всех женщин возненавидел. Я пишу к нему, что хочу жениться и прошу его согласия, – он отвечает, что если не обещаюсь остаться с ним холостым на всю жизнь, то он отказывается от меня навсегда. – Я женился и еду к нему с женою: он скачет, чтобы помешать нашей свадьбе и докончить лично то, что без успеха начал письменно. Вот наша история.
Пан Чижевский. Но каким способом надеетесь вы переупрямить его и довести до согласия?
Рославлев-младший. Я сам еще порядочно не знаю, но есть надежда; брат – человек пламенный, и вообще постоянства в любви к женщинам мало, но постоянства в ненависти к ним еще менее.
Пан Чижевский. И то правда! Я смолоду и сам не охотник был до женщин, но покойная жена однако же принудила меня обвенчаться с нею. Помнится мне, читал и в Красицком, что богачей и барынь все злословят, и все в них ищут.
Бар и барынь все бранят
Под рукою,
Презирать их каждый рад
За спиною;
Но столкнися с мудрецом
Барин знатный,
Иль красотка брось тайком
Взор приятный:
Вдруг начнет иное петь
Наш Сенека,
Переменится медведь
В человека;
Смотришь, – он, как и другой,
Гибок, тонок,
Мастер кстати делать свой
Падам-до-ног.
Рославлев-младший. Стук! коляска подъехала. Прощай, благодетель, и смотри же скромнее и осторожнее. (Уходит в боковую комнату.)
Пан Чижевский (пересчитывая деньги из руки в руку). Скромнее и осторожнее!
Пан Чижевский, Рославлев-старший(в фуражке и не снимает ее).
Рославлев-старший. Лошади готовы? Впрягать скорее!
Пан Чижевский. Ясновельможный…
Рославлев-старший. Готовы, я спрашиваю?
Пан Чижевский. Ясноосвещенный, извольте взять терпенье.
Рославлев-старший. Терпенье? – Лошадей, я говорю. Где ж мой передовой?
Пан Чижевский. Гм! Здесь!
Рославлев-старший. А лошади?
Пан Чижевский (нерешительно и боязливо). Будут.
Рославлев-старший. Ну, сейчас, сию минуту!
Пан Чижевский (приободряется и откланивается, не трогается и начинает петь, Рославлев с первого стиха зажимает ему рот).
Могу сказать вам о почтмистрже польском…
Рославлев-старший. До песней ли мне теперь! Тьфу, какой безмозглый народ! послать ко мне курьера! Сам беги, вели, кричи! Живо! мигом! (Выталкивает его.)
Рославлев-старший(один). Петь хочет! Сумасшедший! Теперь, может быть, у брата на свадьбе поют и пляшут… Странная судьба! Скачу сломя голову, чтобы брата отговорить от дурачества, которое сам хотел было сделать три месяца тому назад; но вы, красавицы, меня вылечили от залетного воображения, от всяких попыток на супружеское счастье, от веры в вашу любовь, – вы, которые никого, кроме себя, не любите. Я долго гонялся по следам вашим, долго; но поумнеть никогда не поздно. (Берет гитару, прислоняется к фортепьяно, пробует несколько аккордов и напевает куплет.)
(Рондо)
Пускай сердечным суеверам
Еще мерещится любовь;
А я откланялся химерам
И на обман не дался вновь.
Из ваших рук довольно пил отраву,
Довольно я, красавицы, страдал;
Моя тоска была вам на забаву,
Смеялись вы, – я слезы проливал, —
Но слез моих вам более не видеть,
Я в школе был и с горя поумнел.
Как я вас обожать умел —
Так вас умею ненавидеть!
Готовьте другим
Оковы и розы,
Обеты, угрозы,
Улыбки и слезы, —
Я стал невредим.
Пускай сердечным суеверам
Еще мерещится любовь;
А я откланялся химерам
И на обман не дался вновь.
Рославлев-старший, Антося и Лудвися.
Антося. Ах, как вы приятно поете!
Лудвися. С каким выражением вы арпеджио делаете на гитаре!
Антося. Продолжайте, сударь.
Рославлев-старший бросает гитару.
Антося. Вы не хотите, чтоб мы вас слышали?
Лудвися. Мы вам помешали?
Антося. Пожалуй, мы уйдем.
Рославлев-старший. Уйдите или оставайтесь: мне решительно всё равно.
Антося. Может быть, вам угодно нас послушать?
Рославлев-старший. Я терпеть не могу женского голоса!
Антося. Как? Неприятно вам, когда женщины поют?
Рославлев-старший. И даже когда говорят!